Владимир
Спиваковский

1. Отвечу формально и неформально.

2. Взрослые люди отвечают сами за себя и могут ездить на любые экскурсии в любые места по своему желанию. Но экскурсия в Чернобыль относится к разряду экстремального туризма. Поэтому здесь существует ряд ограничений – возрастных, медицинских, «безопасности» и других. В связи с этим, в случае, если «что-то случится», будут искать виноватых. И это нельзя игнорировать.

3. Так как дети – несовершеннолетние, то экскурсии, и в первую очередь, экстремальные (даже если эта бюрократия не нравится) должны быть согласованы с родителями, районо, местными чернобыльскими властями, и медицинской службой. Дети не должны на это обижаться. Ведь все виды экстремального туризма сопровождаются такими условиями (прыжки с парашютом, альпинизм, дайвинг, и пр.) – это требования цивилизованного мира, а мы ведь не дикие племена.
Если желание туда поехать у учеников сильное (сделайте из этого «Проект»), они должны к этому готовиться серьезно и системно, как к экспедиции, а не «по партизански». Потому что есть риск. Кому нужна очередная «Costa Concordia»?

4. А про неформальное расскажу-ка я вам одну историю.

Как-то я был в Австралии, возили меня по разным хорошим школам, всё было замечательно, но что-то меня свербило в их рассказах, я не мог понять что. Постепенно моё внимание сконцентрировалось, и я стал обращать внимание на их учебники по биологии, которые я стал листать, и очень удивился. Представляете, биология, как и у нас изучается там 5 лет (природоведение, ботаника, зоология, анатомия человека, общая биология), но из этих 5 лет на эти предметы отведено только 2,5 года. А другая половина всего учебного времени, 2,5 года (!) уделяется ОДНОЙ-ЕДИНСТВЕННОЙ теме: «Почему киты выбрасываются на берег и гибнут?». Это невероятно – подумал я. Этого не может быть.

Потом набрался смелости и спрашиваю: а в чем, собственно, дело почему такой перекос? А они отвечают: А мы живём в этой среде. И каждый год видим, что киты выбрасываются на берег, и гибнут. Мы не знаем – почему. А вдруг есть какая-то причина, из-за которой гибнут не только киты, но и люди? Вдруг что-то не так в нашей окружающей нас среде – море, планктоне, воздухе, рыбах, давлении, отходах, электро-магнитных колебаниях, и еще бог знает в чем.

А раз так, то мы надеемся, говорят они, что если с детства тщательно изучать даже очень маленькие особенности этого явления, и разносторонне, то есть шанс, что когда-то эта загадка будет разгадана. А если не изучать, то шансов избавиться от этого несчастья вообще нет.

У этой истории есть продолжение. Я вернулся домой, и спрашиваю учительницу химии: а какие разделы химии изучаются у нас в школьной программе? Она, ничего не подозревая, перечисляет: общая, коллоидная, физическая, электрическая, органическая, неорганическая… Я выслушал, и спрашиваю: а радиационная химия изучается? Она говорит «нет».

Я остолбенел, думаю: ну, как же так! Нас постигло такое горе, от которого зависит наша жизнь. Чернобыльский взрыв изменил всю окружающую среду: воздух, которым мы дышим, воду, которую мы пьём, растения, болезни, животных, а мы даже не изучаем, что это такое и как это несчастье преодолевать.

И тогда (это было 12 лет назад), я не успокоился и стал думать – что можно было бы сделать в этой безнадежной ситуации. Вопрос, который я задал сам себе, как кризис-менеджеру, сформулировался так: «Ладно, ничего уже не вернешь, но можно ли поставить и решить сразу 2 задачи – не только спасаться и лечиться, но и обернуть это несчастье на пользу?». И вот что я придумал, и написал тогда во многих газетах статьи на эту тему.

Что, если воспользоваться этой ситуацией, и… создать на базе Чернобыля не мёртвый город, а Всемирный центр по изучению радиации и предотвращению подобных аварий? Есть опыт, люди, свидетели, ученые, больницы… Самым «крутым» здесь было догадаться, что в этом Центре должны были бы работать не только ученые, программисты, пацифисты, вузы, литераторы, туристы и прочие. Но и (самое главное – откуда деньги-то брать на всю эту махину?) – надо было учредить Всемирный экспертный совет, который бы выдавал лицензии на атомные реакторы и на захоронение ядерных отходов. Сейчас в мире атомных станций, ледоходов, подводных лодок настолько много, и эти лицензии настолько баснословно дорогие, что годовой доход такого центра превысил бы 10 миллиардов долларов. На эти деньги можно было бы проводить и самые современные научные исследования и разработки, и тратить часть средств на потерпевших бедствие.

Ничего страшного, что до сих пор эта моя идея не реализована. Возможно, вашим ученикам, или кому-то из них эта идея западет в душу, и будет ими когда-то реализована. Так бывает, что иногда что-то, даже очень хорошее и выгодное внедряется не сразу. Как, например, предмет «радиационная химия» или бизнес мирового значения.

Из каждой неудачи сумей извлечь удачу.

[Ответить]